Поцелуй смерти [Litres] - Лорел Гамильтон

Я настояла, чтобы Синрик ходил на боевые тренировки со мной и охранниками, потому что я предпочитаю, чтобы мои близкие умели себя защищать. Я не могу быть все время со всей этой компанией, так что снижение числа жертв – это великая вещь. Синрик как следует получал в рукопашной и на тренировках с холодным оружием, так что начал таскать железо и бегать с нами, чтобы улучшить форму для боевых тренировок. От этого, быть может, он набрал роста, стали шире плечи, рельефней торс, наросли мышцы на тощей фигуре. Теперь он стал худощавый и мускулистый. Он не раздался, как некоторые другие. У Натэниела плечи шире и мышцы нарастают легче. Синрик наращивал мышцы не легче Мики, то есть каждая унция их давалась с трудом. Мика без одежды восхитителен: худощавый, мускулистый, сильный, такой весь мужественный, а вот в одежде, особенно не облегающей, трудно было увидеть результаты тренировок. У Синрика в какой-то степени те же проблемы. Это означает, что в недавно созданной противоестественной школьной лиге он играет квотербеком. У него не хватает массы на другие роли, и у него хороший глаз, хорошие руки, молниеносная реакция и ледяное спокойствие, даже когда на него прут ребята в три раза больше его. Еще он умеет бегать как ошпаренный и был бы хорошим раннингбеком или вайд-раннером, не будь он таким превосходным квотербеком. Учитывая, что он никогда в жизни не занимался спортом, достижения впечатляющие. Его тренер стонет о напрасно загубленных годах.

Еще он выступает в противоестественной лиге на беговой дорожке, и тоже преуспел, как во всем, где нужны быстрота и ловкость. Он спринтер, дальние дистанции не его, но на своих он практически недосягаем. Вокруг него ходят и принюхиваются тренеры колледжей, потому что идет речь о создании противоестественной студенческой лиги, и уже существуют любительские взрослые лиги по всей стране. Поговаривают и о создании профессиональной, по крайней мере в футболе.

Сейчас не хватит противоестественных игроков, чтобы иметь более одной команды на штат. Из чего следует, что команда Сент-Луиса на самом деле – команда штата Миссури. Мы отлично выступаем в футболе, и во многом – из-за этого парня, что сейчас стоит передо мной.

Натэниел любит ходить на игры и сборы, и они представляются братьями, отчего я оказываюсь в интересной ситуации: родители, присутствующие на играх, задумываются, какое отношение имею я к Натэниелу и его младшему брату. На мнения чужих мне плевать, но Синрик для меня всегда был больным вопросом.

Он был одет в беговые трусы, без рубашки, так что либо уже побывал на тренировке или ждал, пока я встану. Он не вспотел, значит, оделся для бега и задержался, чтобы выйти ко мне. Голый торс освещался лучами уходящего солнца, и умирающее золото заката красило его мышцы янтарными отсветами, придавая им еще большую рельефность. Слава богу, на нем хоть шорты были: многие оборотни ходят голыми, если не возражает моя скромность. Но Синрику скромности тоже не занимать, и он редко расхаживает совершенно голым, если подумать.

– Ты так и будешь здесь стоять и молчать, если я не начну? – спросил он.

– Ага.

Я отпила кофе. Он был горячий, и Натэниел объяснил Синрику, какой именно я люблю, но сегодня даже хороший кофе меня не веселил.

– Что так?

– Это ты всех заставил уйти, Синрик. Ты хотел говорить, а не я. Так что говори.

– Вот зануда!

Я пожала плечами и отпила кофе. Может быть, просто его пить, и тогда в конце концов получу удовольствие. Жаль тратить такой хороший продукт на такое мерзкое настроение.

Он провел рукой по волосам, но они были убраны в хвост, и жест остался незавершенным, поэтому Синрик развязал ленту и распустил густые прямые волосы. Они упали вокруг лица синим занавесом, подчеркнув кружок светло-синего в глазах, почти василькового, и темное кольцо полуночной синевы, почти такого же темного цвета, как у Жан-Клода. Цвет глаз Синрика стал гуще, синее, густо-темно-синее на самой грани чего-то более светлого.

Он снова провел пальцами по волосам – на этот раз получилось – и стал ходить кругами на свободном пространстве кухни. И таким образом оказался прямо передо мной, как в зоопарке большие кошачьи расхаживают все время и наконец звереют. И когда он повернулся, густые волосы упали вокруг лица в беспорядке. В утреннем свете волосы у него синие невероятно, но когда свет слабее, как сейчас, получается более густой, с намеками на золото, как в угасающем костре, и получилось, что часть волос – густо-темно-синяя, а другая часть кажется черной, так что дух захватывало от переливов и оттенков.

Он остановился передо мной наконец, и грудь у него ходила ходуном, как после бега. Пульс на шее бился под кожей, уже темнеющей от бега без рубашки на весенних тренировках. И он загорел, наш Синрик. Он уставился на меня чуть расширенными глазами, полуоткрыв рот, волосы в художественном беспорядке.

У меня было искушение отвести эти волосы с лица, с глаз, но я осталась стоять, прислонившись к шкафу. Если я двинусь к нему, это будет уступкой, а если я трону его волосы, то уступка будет куда сильнее. Если нам предстоит ссора, то не хочется мне в нее вступать, пока пальцы будут помнить теплый шелк волос.

– Я о тебе тревожился.

– Ну, извини, – сказала я и снова стала было пить кофе, но мне его совершенно не хотелось, и я поставила чашку на шкаф.

– За что извинить?

Я пожала плечами:

– За то, наверное, что моя работа тебя огорчает.

От Мики или Натэниела я бы это стерпела и приняла бы как должное. Согласилась бы, может быть. Но Синрик еще такого не заработал, он мне не начальник.

– Анита, я оборотень, тигр. Я чую твои эмоции, и ты абсолютно не чувствуешь себя виноватой.

– Теперь еще ты мне будешь рассказывать, что я чувствую.

– Ты хочешь, чтобы этот разговор был ссорой. Я ссориться не хочу.

Я скрестила руки под грудью и снова прислонилась к шкафу.

– Я тоже не хочу ссориться, Синрик.

– Пожалуйста, хоть называй меня моим именем.

Я вздохнула:

– Ладно, Син. Я тоже не хочу ссориться, Син. Ты же знаешь, я терпеть не могу эту кличку.

– Ты многого во мне терпеть не можешь.

– Так нечестно, – сказала я.

– Может, и нечестно, но правда. – Он сделал два шага ко мне, и если бы я расплела руки, то могла бы легко коснуться его груди. – Я не виноват, что я так молод, Анита. Но это не навсегда, я стану старше.

Я обхватила себя за плечи, потому что очень хотелось его коснуться. Один из то ли недостатков, то ли преимуществ того, что он – один из зверей моего зова. А это очень приятно – трогать зверя той породы, которую можешь призывать, и особенно приятно тискать своего собственного зверя. Синрик – один из моих. Тот факт, что у меня зверей моего зова в приличном количестве, вроде как не очень важен: я хочу прикасаться к ним ко всем, когда они около меня. А это чертовски трудно: ссориться, когда хочешь оппонента обнять и вдохнуть аромат его кожи.